Жизнь в Господе 1621

5 февраля 2021 года исполнилось 15 лет со дня отшествия ко Господу старца Псково-Печерского монастыря архимандрита Иоанна (Крестьянкина). И хотя о нем уже написано немало статей и книг, говорить о великом старце можно всегда — сколько бы ни открывали его личность, такие люди необъятны, потому что живут в Господе и с Богом…

Своими воспоминаниями о старце поделился митрополит Йошкар-Олинский и Марийский Иоанн, который знал его много лет.

— Владыка, расскажите, пожалуйста, когда Вы познакомились с отцом Иоанном?

— Это было в конце 60-х годов, когда я мальчиком приехал в Псково-Печерский монастырь. Для меня тогда все было внове — увидеть древние монастырские храмы, впервые встретиться с монахами, пообщаться с ними. Остались неизгладимые воспоминания о святой обители, которая стала впоследствии для меня родной…

Отец Иоанн тогда был еще молод, всегда радостен, очень подвижен, никогда его не видел в состоянии степенности — и ходьба его, и все движения всегда были наполнены жизнью. В те времена в Псково-Печерской обители было много старцев, возле каждого из них складывались духовные общинки. И мы, мальчуганы, когда видели отца Иоанна, говорили: вот бежит старец, духовник «шляпочек» московских… Действительно, если отца Савву окружали бабушки, «платочки», возле архимандрита Серафима собирались строгие аскеты, которым он давал назидания, то к отцу Иоанну тянулись представители интеллигенции. Со всех концов к нему приезжали люди, ищущие Бога, для всех он был великим утешением.

Поближе с отцом Иоанном я познакомился, когда наместник архимандрит Алипий дал нам, троим молодым ребятам, послушание быть истопниками монастырской бани. В этот день поочередно приходила мыться вся братия — от старцев до послушников. Мы подавали им после бани монастырский квас или чай. Когда отец Иоанн попил чайку, он, взирая на иконы в предбаннике, радостно, с горящими глазами, возблагодарил Господа за отдохновение телу и душе. А потом начал вспоминать свою первую баньку в лагере, куда он был отправлен этапом из московской тюрьмы: «…На этом долгом этапе, когда мы переходили по железнодорожному мосту по обледеневшим шпалам, многие из осужденных сорвались вниз, в быстротекущую реку. Я взмолился о помощи Господу и святителю Николаю — и так, с Божией помощью, дошел…

В лагере нам устроили помывку: дали тяжеленную лоханку, немножко воды, маленький кусочек мыла. Намылил я голову, подхожу, чтобы смыть, а меня прогоняют — больше воды давать не положено! Я стою растерянный, намыленный весь… Тут слышу, зовет вор в законе, который мылся в большом чане с водой: «Батя, иди сюда!» Налил он мне из этого чана воды, помылся я, впервые за четыре месяца. И возблагодарил Бога, что даже здесь, в этом страшном месте, Он явил мне эту милость. А ведь многие так и остались намыленные, ходили так целую неделю…».

— И так Вы узнали, что отцу Иоанну пришлось пройти тюрьму и лагеря?

— Тогда гонения за веру испытывали многие, только говорить об этом было нельзя, на эту тему было наложено табу… Я испытывал большое благоговение, потому что в нашей Псково-Печерской обители одни старцы прошли через лагеря и страдания, другие были участниками войны, после ранений, с боевыми наградами. И все это братство было единым и в труде, и в молитве! Помню, как зимой привозили дрова — и все дружно выходили, даже схимники под девяносто лет. Кто дрова пилил, кто колол, кто носил… В кельях стояли печки. Да, обитель тогда была проста и духоносна.

Запомнились мне еще с юных лет проповеди отца Иоанна — они у него были длинные, не менее получаса, и мы, мальчуганы, нередко убегали в это время на монастырский двор, а потом возвращались в храм к причастию.

А как-то однажды отец Иоанн говорил проповедь уже после службы — и это настолько тронуло и меня, и других детей, которые смотрели на него во все глаза. Батюшка говорил с такой горячностью, кивая головой, оживленно жестикулируя. На каждого смотрит, к каждому обращается, каждое слово в сердце влагает. Проповедь была на праздник Успения, и как много мы узнали тогда о Пречистой Богоматери!

Вот так, если сначала отец Иоанн открылся для меня как страдалец, то потом и как великий проповедник — его слово было отражением внутренней духовной жизни, исходило из всего его существа.

— Вам впоследствии довелось возить отца Иоанна на машине — расскажите, пожалуйста, об этом.

— Когда в 1975 году поступил в обитель послушником, у меня уже были водительские права, и наместник архимандрит Гавриил благословил меня возить отца Иоанна на «Победе» по приходам, где служил Псковский архиерей, митрополит Иоанн (Разумов). Конечно, во время этих поездок мы с отцом Иоанном много общались, беседовали.

Очень запомнился день, когда мы поздней осенью ездили в Гдов, к отцу Льву в Екатерининский храм — по бездорожью. Так вышло, что у себя в монастыре мы задержались, выехали минут на 40 позже, чем надо. А тут еще дождь пошел, плюс гололед. А батюшка не унывает: «Давай, Ванюшка, газуй на всех парах!» Опаздываем, летим на Псков — скорость больше ста километров. С нами в машине еще иеродиакон Никандр ездил — они с батюшкой поют молитвы, канон почитали Матери Божией. После Пскова по другой трассе выехали на Гдов, добрались до поворота к храму — а там дорога разбита большегрузными КрАЗами, по пояс глины, сверху только слегка подмерзло…

Батюшка говорит: «Ваня, поехали!» Сначала километра два щебенка была, а потом прямо по этой глиняной жиже, справа болото, слева болото. Я в руль вцепился, еду, а отцы молятся. А потом батюшка говорит: «Ну, Никандр, начинай входные молитвы читать». Прочитали, потом возглас литургийный, потом пропели «Благослови…», «Хвали…», а дальше отец Иоанн нас остановил…

Приехали наконец, машина в глине вся. Смотрим, «ЗИМ» Владыки стоит тоже весь в грязи — его трактор тащил, сами не смогли проехать! В храм забегаем — а тут тоже только пропели «Благослови…» и «Хвали…», и начали «Во Царствии Твоем…». Во время чтения тропарей на «Блаженных» отец Иоанн быстренько переоблачился и на вход с Евангелием уже вышел.

Потом, когда мы сказали, за какое время доехали, нам никто не верил — это, мол, просто невозможно! Вот так я впервые ощутил силу молитвы отца Иоанна. И еще удивился — как он почувствовал, на каком моменте литургийных песнопений в машине надо остановиться!

После службы на обратном пути заехали в гости к Владыке, тепло пообщались за трапезой. И вот в этой братской беседе я почувствовал, как отец Иоанн с благоговением относится к архиерейскому чину. Я впервые присутствовал на подобной беседе — они обсуждали многие вопросы, касающиеся епархии, монастыря. Как мудро батюшка отвечал, как защищал монастырскую братию! Для меня это был неоценимый урок — как эти вопросы решать, как научиться мудрости и рассудительности, быть всем для всех…

Еще вспоминается, как возил отца Иоанна в Псков, в небольшой Димитровский храм, там тоже митрополит служил. Отец Иоанн проповедь говорил. Владыка снова пригласил после службы к себе — и вновь эта встреча раскрыла для меня ту простоту, в которой они между собой общались. Приезжаем, помолились перед старинной иконой Божией Матери, песнопения Богородице пропели. Тем временем келейница стол накрыла. Покушали, пообщались — на сей раз епархиальные дела не обсуждали, но коснулись того, о чем нельзя было в то время говорить. Понимали, что и это мне нужно: о взаимоотношениях с уполномоченными, со властями… Тогда батюшка привел слова Иоанна Златоуста, что у Церкви никогда не было легких времен, Сам Господь сказал: «В мире скорбны будете...» И говорит митрополиту, так эмоционально: «Владыченька, а ведь если есть скорби и искушения, значит мы идем правильно ко Господу, правильным путем! Если есть скорби, значит Церковь идет за Христом. Вот когда не будет искушений и скорбей, надо призадуматься…». Эти слова я часто вспоминаю и сейчас.

Потом в Пскове мы зашли в Троицкий кафедральный собор, приложиться к мощам благоверного князя Довмонта Тимофея, к другим святыням, вместе пропели тропари Троице, святым перед иконами. Батюшка очень вдохновенно пел, а в конце заплакал, говорит: «Я вспомнил, как в 60-е годы после тюрьмы пришел в этот храм. Здесь было такое убожество — консервные баночки вместо лампад, грязно. Нет ни облачений, ни утвари… У меня тогда сердце сжалось, а внутренний голос говорит: разве об этом надо скорбеть — о грехах надо скорбеть! Господь сподобил меня послужить здесь в течение нескольких месяцев, помочь настоятелю хоть немного навести порядок… И вот сейчас как увидел всю эту красоту, ухоженность, то слезы радости выступили!»

На обратном пути в Печоры отец Иоанн сел не на заднее сиденье, а вперед, рядом со мной, и стал рассказывать о тяжелых днях его жизни, о тюрьме, о том, как на него написали донос свои же собратья по храму... Говорит: «Я их не осуждаю, понимаю, что по принуждению. А мой-то путь Сама Пречистая избрала. У меня первым духовником был архиепископ Серафим (Остроумов), я у него с семилетнего возраста келейничал, посошником был. Видел, мальчишкой, все притеснения и гонения на Церковь — и не мог принять в сердце, почему Господь это допускает. Позже уже понял, Сам Господь разрешал мне постепенно эти вопросы… И вот, владыка Серафим меня — тогда еще отрока — благословил на монашество. Сказал, что я пройду через путь страданий и лишений.

Потом, когда пришло время, Господь сподобил меня принять священство — я летал, как на крыльях, ощущал близость Господа, горел в стремлении послужить Богу и ближнему… И как-то, находясь в храме, явственно услышал голос: «Любишь ли ты Меня?» Это повторялось неоднократно — и я тогда ответил, как апостол Петр: «Да, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя», не понимая в тот момент, что же это значит… А вскоре после этого меня арестовали. Довелось пройти и Лубянку, и Лефортово: пытки, камеры-одиночки — страшно и вспоминать об этом. Но я, оглядываясь назад, благодарю Бога за то, что сподобил меня пройти по Его крестному пути. Прошу только, Ванечка, не говори пока об этом никому, все должно открыться в свое время... Это я тебе рассказываю потому, что твой путь — тоже монашеский».

— Отец Иоанн часто повторял, что тюрьма стала для него духовной академией…

— Да, батюшка говорил, что там он научился молиться и, несмотря на все скорби, было ощущение — Господь рядом!

Как-то рассказал случай из лагерной жизни: «Раз на лесоповале лил сильный дождь — я промок, промерз и заболел сильно. Лежу, согреться не могу, да голод донимает. И воззвал из глубины души к Богородице, как ребенок к матери: «Если Ты пошлешь мне хоть одну сосисочку, то я сразу выздоровею!» И тут толкает меня в бок один из уголовников: «На-ка, батя, скушай колбаски». А она была домашняя — такая ароматная, вкусная… Съел я и заснул — а утром просыпаюсь здоровым!»

Еще рассказывал про того следователя, который пытал его в ГПУ. Показал мне свои пальцы — искалеченные, переломанные, неправильно сросшиеся, и говорит: «А это так мой тезка, Иван Михалыч, меня отблагодетельствовал… Очень бы не хотелось мне с ним в жизни больше встречаться, а придется…».

И потом, спустя годы, когда отец Иоанн уже лежал больной, этот следователь приехал к нему — с покаянием, и батюшка простил его от всей души. И благодарил Бога, что сподобил перед кончиной разрушить последнюю преграду, соединяющую с вечностью.

— Владыка, а когда Вы покинули Печоры, доводилось приезжать сюда к отцу Иоанну?

— В 1978 году я поступил в Московскую духовную семинарию, после нее — в академию, но во время каникул приезжал в Печоры — и к отцу Иоанну, и к своему духовнику схиигумену Савве. А когда в 1980 году отец Савва отошел ко Господу, то я стал обращаться к батюшке Иоанну — беседовали доверительно с ним о многих вещах.

Потом назначили меня секретарем Казанской епархии, вопросов возникало много. Бывало приеду в Печоры, первым делом в пещеры иду, на могилку к схиигумену Савве, панихиду отслужу. Потом других старцев навещу — все они там рядочком лежат: о. Иероним, о. Афиноген, о. Александр, о. Серафим, многие другие, с кем в молодые годы трудился и молился. Почувствую внутреннее духовное общение с ними, а потом с земными насущными вопросами иду в келью к отцу Иоанну...

Вот однажды приехал к нему в начале 1993 года — я тогда был уже игуменом и думал, как определить жизнь свою дальше… Он встретил меня, как обычно, радостно: «Ванечка! Заходи, давай помолимся!» — и сразу к иконам, петь «Царю Небесный». Помазал меня освященным маслицем, водичкой святой полил, и зовет келейницу: «Татьяна, дай сюда «Чиновник» — я ему подарю! Ему он скоро пригодится!» Потом взял старинную икону: «Вот Иоанн Креститель — и твой, и мой покровитель с детства. А вот Иоанн Богослов — и твой, и мой покровитель сейчас. А это Архангел Михаил — он всех защищает, и тебя будет защищать от всех опасностей — ты не бойся никого, кроме Бога!» И благословил меня этой иконой.

А в июне 1993 года мы с Казанским владыкой Анастасием поехали в Москву на годовщину интронизации Святейшего Патриарха Алексия II. И там на всенощном бдении после полиелея ко мне подходит викарий Патриарха владыка Арсений: «Святейший зовет тебя, хочет побеседовать». Я тогда Патриарха немного уже знал — иподиаконствовал у него, когда ездил навестить сестру в Пюхтицах. И вот, говорит он: «Придешь завтра к 10 часам на Синод, в Чистый переулок». А там я был избран на Марийскую кафедру — и понял тогда, что имел в виду отец Иоанн в нашу последнюю встречу!

— А будучи архиереем, Вы обращались за советом к батюшке?

— Да, старался и потом, по возможности, посещать Печоры. Псковский владыка Евсевий благословил меня совершать там службы. Первый после хиротонии мой приезд — в 1993 году. Вопросов у меня было много: в епархии нашей далеко не все было гладко, проблем хватало. Вспоминал я часто слова отца Иоанна: «Если скорби случаются, значит ты идешь правильным путем».

И вот, после службы захожу в келью к батюшке — как обычно встречает радостно: «Ванечка! Владыченька! Ничего говорить не надо, сам знаю — все твои проблемы сами собой разрешатся». Неожиданно для меня вдруг начал говорить о паспортах — будет, мол, у людей смущение, но ничего страшного, все устроится. Я тогда не понял этого, но через несколько лет, действительно, стали менять паспорта, и среди народа разные слухи ложные были — насчет «печати антихриста».

Потом очень серьезно стал давать мне наставления, как следует себя вести архиерею. Рассказал о своем первом духовнике — архиепископе Серафиме (Остроумове), расстрелянном в 1937 году (в 2001 году прославлен как священномученик), о том, какие испытания ему пришлось пережить… «А твои скорби — говорит мне — так, шепот: пошепчут и утихнут. Ты не обращай внимания и не отвечай — знай, трудись и молись. И Господь не оставит, и Божия Матерь поможет. Тебя ведь на «Троеручицу» рукоположили — вот Она Сама и управит все в твоей жизни. Вон сколько на владыку Серафима лилось грязи — целые потоки! А на нас с тобой — только песчинки. Ты людей не бойся, бойся лишь греха. Живи в мире со Христом — и Он все устроит!»

Так вот и беседовали мы с отцом Иоанном каждый раз подолгу. Однажды пожаловался, что не хватает в епархии денег, а восстановительных работ много… А он рассказал еще одну историю из лагерной своей жизни: «Назначили меня в тюрьме бухгалтером (образование у меня было) — и как-то раз вручили чемодан с деньгами, чтобы зарплату выдавать во всех бараках. А я и оглянуться не успел, как этот чемодан украли. Запечалился я сильно — ведь за это суд, новый срок. Заплакал навзрыд, обратился из глубины сердца к Пречистой Богоматери… Вдруг подходит ко мне смотрящий, вор в законе: «Кто тебя, Иван Михалыч, обидел?» К тому времени ко мне уже и уголовники, и администрация лагеря хорошо относились, многие стали моими духовными чадами, я старался быть всем для всех… И, узнав о моей беде, смотрящий говорит: «Не переживай!» А наутро — чемодан стоит у моей кровати, и все деньги на месте, копеечка в копеечку. Возблагодарил я Пречистую — послала даже в таких обстоятельствах людей мне на помощь! Вот и ты уповай на Нее, а главное, молиться не забывай и слушай не себя, а Господа».

И всякий раз, когда приходил к отцу Иоанну, его личность раскрывалась по-новому. В последнее время он тяжело болел, уже лежал. Но всегда меня принимал радостно, мазал маслицем, норовил угостить чем-нибудь вкусненьким, дарил иконочки в благословение. Теплые такие воспоминания остались…

Как-то, я еще был молодым архиереем, возник у меня, по-горячности, помысл — что Патриарх Алексий на одной важной встрече не так, с моей точки зрения, себя повел… Отец Иоанн эти мысли мои почувствовал и рассказал, как он сам в молодости осуждал Патриарха Сергия Страгородского за то, что он пошел на уступку правительству, принял декларацию. «И вот, мне было видение — стою я в Елоховском соборе, где народ встречает Патриарха Сергия. Он, в зеленой мантии, проходит между людей, а около меня останавливается и говорит: «Ты осуждаешь меня, а я давно покаялся». Пошел дальше, в алтарь — и вознесся на небеса! И с тех пор я никогда не допускаю и мысли в осуждение Патриарха, всегда за него молюсь. И благодарю Бога — как Он меня вразумил!

И еще одно видение было у меня, — продолжил батюшка. — Вхожу я в свою келью, и стоит там посох — огромный, тяжеленный. Я потрогал его и не смог даже с места сдвинуть… И слышу голос: «Это посох Патриарха Алексия — вот такой его крестный путь тяжелый!»

Вот так и мы, грешные, видим ошибки наших Предстоятелей — бес услужливо открывает нам это, — подчеркнул отец Иоанн. — Но мы не видим глубины их покаяния, не знаем, сколько слез они проливают! Мы должны всегда молиться за первосвятителей, никогда не осуждать их. Внешняя жизнь их нам открыта, а внутренняя — это их голгофа, на которую они восходят каждый день, терпят раны, пригвождения ко кресту. И с креста этого не сойти!»

Когда в 2005 году приехал в Печоры, батюшка уже совсем плох был — и я не зашел к нему в келью, помолился у дверей — и обратно… А вскоре отец Иоанн отошел ко Господу.

Жизнь батюшки исполнена великими скорбями, но эти скорби открыли его сердце для Бога. Сколько через него изливалось на людей милости и сострадания! Он никогда никого не отторгал от себя, всех принимал с любовью, утешением.

И отец Иоанн, и все другие старцы Псково-Печерского монастыря — это духовные вехи для многих, кто приезжал к ним, в том числе и для меня. Что открыли они нам о грядущих временах — все это происходит. Они всегда увещевали, чтобы не жили мы по законам греховного мира, не искали любви от мира, а жили только со Христом. «Меня гнали, — сказал Господь, — и вас будут гнать… Но дерзайте — Я победил мир!» Отец Иоанн любил повторять: «Чем победил? — Любовью! Даже до крестной смерти, омыв нас Своею честною Кровью. Так и мы должны это зло, которое есть в мире, изничтожать добром, добром и добром! Только через это мы можем продлить дни существования мира — любовь ко всем без различия и творение добра способны уврачевать Святую Русь от грехов и страстей».

Беседовала Марина Бикмаева