Уроки минувших лет 1918

Церковь – Божий дом. Когда в детстве в пятидесятые годы бабушка приводила меня в Никольский храм, он мне казался огромным. И с первых же минут охватывало необыкновенное трепетное волнение, которого раньше не испытывала. Лик Божией Матери, крест с распятым Христом… Признаюсь, было страшно. И я стояла, вцепившись в бабусину юбку…  Елена Петровна была человек суровый. В двадцатые пережила голод в родном селе Синодское Саратовской губернии. Ее не выслали с дочкой малолетней, потому что она трясла перед их носом бумажкой, где было сказано, что муж ее – Сергей Устинов – красноармеец. Она нищенствовала в Бармино. Так и выжила. А потом перебралась в Волжск к старшей дочери, уже семейной.

Службы она старалась не пропускать. Власть советскую ненавидела. Все поминала   убиенного царя. И выговаривала часто не с кротостью: «Кулаки! На кулаках спали. А вы на перинах спите». Не могла бабуся простить свою разоренную жизнь, оставленное Бог весть кому крепкое крестьянское хозяйство. В деревне до сих пор стоит их добротный дом – небось, там клуб был открыт. А без храма она жить не могла, как и многие ее односельчане, приехавшие в тридцатые годы на Марбумстрой. На Шанхае обосновались в наскоро возведенных домах и стали коренными лопатинцами-волжанами.

 Какие это были старухи – крепкие в вере, совестливые! Мама любила у них бывать   и после смерти бабуси в 1968 году. Они дожили до глубокой старости, так и не примирившись с советской самозванной властью. Они крестили своих внуков, невзирая на запреты, следили, чтобы дети не снимали крестики, держались своим деревенским миром, отмечая все христианские праздники, тоскуя о своей далекой родине…

 Тот Божий страх, который довелось мне испытать в храме с бабусей, потом ушел, растворился в комсомольских буднях. Как бабушка плакала, не пуская меня в райком в день вступления в комсомол… Сколько раз сжигала мой пионерский галстук... Мама молчала, она была очень смиренная и терпеливая. Бабуся боролась со мной в одиночку. Правда, и тетки по отцовской линии пытались меня вразумить, раскрыть глаза на окружающую действительность. Но я пристрастилась к чтению, не расставалась с книжками – а Рахметов стал образцом для подражания. Спала на железном сундуке, занималась с гантелями. Что за чушь…

  Конечно, я помнила, как молились старухи, женщины перед чудотворной иконой Казанской Божией Матери, которая хранилась на Шанхае в доме Мироновны. Бабуся часто водила меня в детстве к этому чудотворному образу, найденному в дровах в казанском дворе. Калеки и вдовы с великим плачем просили Божию Матерь о милосердии. А глухая Галя, дочь Мироновны – это же был живой пример помощи Богородицы. Муж хотел зарубить топором Галю, но руку его остановила неведомая сила, и Галя осталась жива, но онемела… В этой обстановке сказаний и чудес, казалось, невозможно было утерять детскую веру. Но мы сумели ее потерять…

Петя Охотин, одноклассник, не стесняясь, носил крестик, но класс устраивал ему обструкцию. Паша Калинин, родственник священника (то ли сын, то ли внук) не афишировал свою веру и был как все. Но тем не менее, умирая от рака, попросил похоронить его в Царицыно, на прицерковном кладбище, где лежат его родные…

Вот так мы и жили, скрывая робкие ростки веры, заложенные в детстве. Но жизнь нас вразумляла, надавав колотушек, и возвращалось все на круги своя… Да, мы не попали во враги народа, до простого люда у властей руки не доходили. А вот до священников    они добрались в первую очередь. Нет в календаре дня, где не поминались бы убиенные при советской власти.

Как-то зимой в санатории г. Альметьевска я жила в одной комнате с Анастасией Неупокоевой (фамилия по мужу) – внучкой священномученика Константина Фролова, расстрелянного в 1937 году. Это было в Сибири, в Омской области. В 37-м гонения на веру вспыхнули с новой силой, возобновились чистки. Все уцелевшие церкви закрывались. Священников вместе с женами и детьми сгоняли в Тару (районный центр). Взяли и Константина Фролова – прямо в церкви, где он служил. Его жена с детьми, к счастью, находились в другом селе. Всех священников, кого удалось схватить в те дни с женами и детьми расстреляли и похоронили в скотомогильнике.

Тася (так она просила ее называть) тогда еще не родилась. Но все свое детство она помнит. И никогда не забудет, как ее бабушка на Пасху, вернувшись из церкви ждала мужа. Ей казалось – откроется   дверь, и батюшка войдет с заплечной котомкой, обросший и постаревший… Но годы   шли, а он не возвращался. Все родные уже знали, что его расстреляли вместе с другими священниками. Но вдова Константина Фролова надеялась на чудо. Ведь она его не хоронила. Так и не смирилась до самой старости. Дочь, родные вразумляли ее: «Ты скажи спасибо, что сама с детьми осталась жить. Чай, батюшка-то отмолил нас. Не пришли, не арестовали. Ведь другие-то батюшки целыми семьями пострадали. А ты деток всех сохранила. Чего Бога-то гневишь…» Успокаивалась бабушка Тасина ненадолго, а потом снова ждала своего батюшку. Не могло сердце смириться с жестокой судьбой.

А у Таси началась своя жизнь. Уехала от родителей, поступила в техникум, выучилась на ветеринара. Вернувшийся со службы солдат присмотрел красивую работящую студентку Тасю и сказал настырно: «Будет моя! Не подходите». Так стала семнадцатилетняя Тася – Неупокоевой.

Зажили дружно, по-людски. Крепкое крестьянское хозяйство – коровы, бычки, много земли. Так и крестьянствовали в Омской области, в селе Цветочное. Трудом все добывали. Жили зажиточно и дружно. Наряжал хозяин свою ненаглядную Тасю, гордился ею – первая песенница и хозяйка волею Божией…

А сынок их, первенец, пошел по военной линии. Не забыла Тася душевную рану сына, которую нанесли ему, когда был призывником. Офицер сорвал с него крест и бросил в угол. Парень дома плакал, потому что не смог он спасти этот крест. Ведь выгнали бы отовсюду, если бы вступился за Бога… Всю жизнь он был верующим и всю жизнь знал, что недолго ему жить. Друзьям говорил, что умрет в 33 года. Так и вышло. Офицер Советской Армии. А ведь трудно жить при режиме, когда несправедливость   видишь, а ничего сделать не можешь. Народ простой не дисседенствует. А сердце-то вот не выдерживает… Потом Тася и мужа схоронила и осталась с дочерью. Внук окончил военную академию и стал успешным адвокатом. Перебрались в Казань.

 О вере в семье не говорят. Но крестные ходы, посвященные Казанской иконе Божией Матери, не пропускают. Часто дочь и внук отправляют Тасю в санаторий, везут ее прямо до места. И хотя Тася для своих 78 лет еще крепкая и активная, но берегут бабушку. Мир и лад в семье. Такую старость каждому пожелал бы. В санатории мы с Тасей сошлись сразу, без притирки.

Спрашивает меня Тася:

– А что ты все читаешь?

– Да мне, – говорю, – за неделю надо четыре Евангелия одолеть – благословение   батюшки Сергия Кожевникова. Он всем это сказал: «Вот прочитаете за месяц или за неделю –  посмотрите, что с вами будет…» И ты подумай, Тася, – это разве не чудо, что меня поселили с внучкой пострадавшего за веру священника! В жизни нет ничего случайного. Я вот гляжу на тебя – какая бы староста из тебя получилась на любом церковном приходе! Как ты усмиряешь наших соседок – ведь на день раз по пять заходят к нам, и все придумывают, как бы уязвить на ровном месте. Мы же молчим, как рыбы, никаких конфликтов. Если б не ты, я взорвалась бы – нет у меня смирения…

– Да я со всеми в мире жила, и это очень просто, – отвечает Тася. – Чего бы не плели, никогда на ругань меня не столкнут… А ты их пожалей – обе сыновей потеряли.

– Ну что вот они к нам цепляются-то, несправедливость трудно терпеть…

– Да не обращай внимания.

Читаю Евангелие. Разве возможно без искушений? Всё понимаю, но миролюбия врожденного, как у внучки священника Таси Неупокоевой, нет во мне…

Семья Константина Фролова в Сибирь перебралась в начале прошлого столетия из Симбирской губернии. А там неподалеку есть село Большое Фролово – ныне это Буинский район Татарстана. С давних времен и поныне там в храме Казанской иконы Божией Матери находится чудотворная икона великомученика Пантелеимона. В августе в день памяти святого собираются в храме чуваши, русские, татары-кряшены. Ложатся на поляне. Священники обносят иконой всех верующих. Бесноватые кричат… А одна женщина бесплодная (мы вместе работали) исцелилась перед иконой – она потом двух девочек родила.

– Тася, – говорю ей, – может, твой дед не случайно Фролов? Может, он из этого знаменитого села родом?

– Этого я не знаю. Почему они перебрались из Симбирской губернии в Сибирь, мне не ведомо. В семье-то не больно говорили о прошлом – бабушку нельзя было ранить такими разговорами. Она ведь так и не оправилась от этой трагедии, всё ждала мужа на Пасху… Но меня всё ж научила азам-то. Говорила, бывало: «Ничего не начинай, Тася, делать, прежде чем не скажешь: «Господи, благослови». Это я хорошо запомнила. Так и жила – утром «Господи, благослови», вечером и днем... Два слова, а силу какую имеют! Я, хоть плясунья и певунья была, а вот этот бабушкин завет никогда не забывала…

Да, какой пример миролюбия дала мне Тася! Я так благодарна ей… Еще она дала   рецепт овсяного киселя, который в пост всегда готовила ее бабушка. И ела вдова священника в Великий пост только этот студень-кисель, больше ничего…

Чудные дела происходят по воле Божией. Вот полгода назад приехал к нам в Волжск священник с Илетского прихода. Мне подруга Анна Данилова сказала: «Приходи в   школу (бывшая шестая) – там акафист Скоропослушнице будем читать».

Я пришла. Отец Сергий Кожевников говорит: «Возможно, это здание отдадут нашей епархии. Надо молиться – акафист и Псалтирь будем читать и крестным ходом обходить    школу».

Как же я обрадовалась – ведь в этой школе я училась 11 лет. Родной дом фактически, и тут будем молиться. Вот счастье-то!

Отец Сергий нашел подход к каждому – советы давал, как с Богом жить, как   исправляться. Мы старались. Но власти не разрешили отдать здание епархии…

Только разве пропало то зерно, которое посеял в нас отец Сергий? Прихожане Никольского храма г. Волжска Андрей, Георгий и Максим хлопочут об открытии церкви праведным Богоотцам Иоакиму и Анне на Горзгазе. Андрей так и сказал: «Это благодаря отцу Сергию – он дал нам толчок».

Не у всех есть духовный отец, а вопросов у нас бывает много. И как же мы были рады, когда могли отца Сергия обо всем спросить, и он каждому помогал...

Не прерывается связь времен. В тридцатые годы прошлого столетия расстреливали священников, а в нынешнем XXI веке веру христианскую также испытывают на прочность. И наши пастыри с нами!